Хорхе Фонтевеккиа: "Милей - это кошмар, он - пароксизм поляризации".

"Она на пути к банкротству, как мило", - сказал Хавьер Милей несколько недель назад с нескрываемой улыбкой на устах. Аргентинский президент имел в виду Editorial Perfil, газетную компанию, выпускающую, помимо прочих изданий, газету Perfil и журнал Noticias. Хорхе Фонтевеккиа (Буэнос-Айрес, 1955), ее директор, отмечает, что нападки президента на прессу имеют определенное сходство с теми, от которых страдали журналисты во времена диктатуры, и предупреждает, что если военный режим не смог сломить издательский дом, "то и Милей не собирается делать этого сейчас". Фонтевеккиа принял EL PAIS в своем огромном кабинете и с церемонной трезвостью проанализировал первые месяцы правления Милея - "кошмар", по его словам, - и объяснил, почему он считает, что это будет не началом новой эры для страны, а последним отрезком периода упадка. Он выступил в защиту государственных СМИ, которые ультраправая администрация намерена закрыть или приватизировать, а также с оптимизмом подумал о нынешнем состоянии журналистики на глобальном уровне, осажденной социальными сетями и искусственным интеллектом. Вопрос. Как вы оцениваете почти семь месяцев правления Милея? Ответ. Кошмар. В жизни есть два варианта: либо верить, что жизнь - это хаос, либо верить, что в ней есть какой-то порядок. Мне нужно верить, что в ней есть порядок. Мне хотелось бы думать, что Милей - это конец цикла. Экономический историк [Пабло] Герчунофф говорит о двух ностальгиях аргентинцев. Одна - 1945 года, когда Аргентина была кредитором европейских держав после Второй мировой войны. А вторая - ностальгия по 1910 году, когда Аргентина была седьмой по величине экономикой в мире - не на душу населения, а по общему валовому продукту. У меня такое ощущение, что правительства Кристины Фернандес и Альберто Фернандеса пришли к закрытию ностальгии 45-го года, было показано, что те инструменты, та концепция уже устарели. И я считаю, что правительства сначала Макри, а теперь Милея пришли к тому, чтобы закончить переворачивать страницу ностальгии по Аргентине начала XX века. Размышления об этом успокаивают меня, я чувствую, что за таким президентом, как Милей, стоит какая-то причина. В. Почему вы определяете его как кошмар? О. Потому что Милей - это пароксизм поляризации. [Хорхе Луис] Борхес говорил, что Аргентина страдает от гиперболизации. Мне кажется, что Милей - лучший представитель этого; он явно аргентинский продукт. Часть процесса, который привел нас к упадку, связана с поляризацией, с постоянным углублением крайностей. Мне хочется верить, что Милей - это не начало чего-то, а конец эпохи упадка. В. Как бы выглядел этот конец эпохи? О. Русский экономист Николай Кондратьев измерил длинные циклы экономики и обнаружил закономерность в циклах подъема и спада продолжительностью около 50 лет. Последний год развития Аргентины пришелся на 1974 год. До этого года валовой продукт на душу населения был равен показателям Канады и Австралии. Что произошло в 1975 году, чтобы положить начало 50-летнему спаду, который наступит в следующем году? Я провожу ассоциацию с соглашением США с Китаем, чтобы привести его к рыночной системе и уйти от коммунизма. За эти 50 лет Китай стал мировой фабрикой, повлияв на промышленность всего Запада. В то время единственной развивающейся страной с промышленностью и профсоюзами была Аргентина. Большую часть населения Аргентины составляли европейские иммигранты и дети иммигрантов, приехавшие в поисках прогресса и требовавшие сохранения социального государства. Но промышленность страны больше не была конкурентоспособной. С тех пор экономический ответ всегда был двояким: занимать или выпускать. В последние годы стало ясно, что мы не можем поддерживать государство всеобщего благосостояния, как европейские страны. В. Какая экономическая альтернатива есть у Аргентины сегодня? О. Я думаю, что грядет очередной экономический цикл, потому что условия изменились. Во-первых, заработная плата китайских рабочих больше не является самой низкой в мире, и в Китае появился средний класс, который рассчитывает на потребление. Во-вторых, пандемия высветила глобальные проблемы логистики, и тенденция, известная как nearshoring, - производство вблизи мест потребления - растет. В-третьих, идет процесс регионального объединения, которое в нашем случае может стать расширенным МЕРКОСУРом. И, наконец, тот факт, что добыча полезных ископаемых в Аргентине, особенно лития и меди, а также эксплуатация энергоресурсов в Вака-Муэрта добавят к агропромышленному комплексу еще один экспортный фокус. Это может утроить наш экспорт и решить главную проблему - отрицательный торговый баланс и нехватку долларов. Мне хочется верить, что Милей завершает цикл упадка и конфронтации и что Аргентина начнет восходящий цикл, когда поймет, что единственный выход - это социальный пакт. В. Как вы думаете, помимо его личных качеств, какой тип правого крыла олицетворяет Милей? О. Мы должны отделять то, что он говорит, от того, что он делает. Он говорит об анархо-капитализме, а это антиутопия. Милей считает, что минархизм - это этап на пути к ситуации полного анархо-капитализма. Понятно, что анархо-капитализм не может быть только в одной стране, даже в десяти, чтобы он работал, он должен быть во всех странах, это универсалистская теория. Вряд ли можно поверить, что он считает это возможным. Какое правое крыло он бы предложил? Ретроградное правое крыло. Обычно правые консервативны, они хотят сохранить статус-кво. В данном случае, наоборот, они хотят идти назад. Правые в Европе, например, националистические, а не свободно-рыночные. Что Милей разделяет с этими правыми, так это эстетику, способ сказать... Эстетика часто оказывается лучшим коммуникатором, чем идеи. Тон и образ понимаются быстрее. В. Хотя Милей не выглядит консерватором и националистом, не является ли более традиционное правое крыло частью альянса, который его поддерживает? О. В этом смысле его можно считать троянским конем. Есть люди, которые с ним не согласны, но они считают, что он может быть необходимым злом или подходящим средством. Экономист Карлос Мелконян определил его так: он сказал, что Милей похож на ледокол "Альмиранте Иризар", аргентинский корабль, который открывает путь в Антарктике, чтобы другие корабли могли пройти через него. В. Как вы анализируете отношения Милея со СМИ? О. Во время диктатуры, в конце 70-х и начале 80-х годов, СМИ были закрыты. В 1990-е годы, во время президентства Карлоса Менема, СМИ соблазняли лицензиями и государственными льготами. В начале этого века Нестор Киршнер хотел купить их, в стиле Путина, чтобы иметь зависимые СМИ. Теперь, подобно [Дональду] Трампу и [Жаиру] Болсонару, Милей использует СМИ в качестве спарринг-партнера в своей культурной битве, которую он ведет в социальных сетях. Поэтому с владельцем X, Элоном Маском, он поступает так же, как Менем с владельцами традиционных СМИ: он пытается соблазнить его. Менем и Киршнер направили свои нападки и попытки соблазнения на СМИ и их владельцев, в то время как нападки Милея в большей степени направлены на журналистов. В этом есть сходство с диктатурой. Используя журналистов для полемики, Милей гарантирует себе ежедневное попадание в повестку дня СМИ. В то же время он взял на вооружение горстку журналистов и сделал их официальным рупором. В. В апреле прошлого года президент отметил возможность банкротства Editorial Perfil, какова ваша реакция на это? Вы заявили, что подадите в суд. О. Не только я, вместе с [журналистом] Хорхе Ланата мы подали иск за клевету, за неологизм "энсобрадос", который Милей использует для нападок на нас. Компания подала еще один иск, в котором фигурировало экономическое уголовное преступление - нарушение деятельности компании. Я тогда ответил, что если диктатура не смогла сломить нас, закрыв наше главное издание и отдав меня в распоряжение исполнительной власти; если Менем не смог, подав против нас 30 исков; если киршнеризм не смог за 12 лет, в течение которых мы были единственной медиакомпанией, не получившей ни одного песо официальной рекламы; то и Милей не сможет сделать это сейчас. В. Какова ваша позиция по поводу намерения правительства закрыть или приватизировать государственные СМИ? О. Я считаю, что общественные СМИ должны существовать, они необходимы. Аргентина занимает восьмую по величине территорию на планете - три миллиона квадратных километров, и возможности для журналистики не везде одинаковы. Небольшим СМИ необходимо национальное информационное агентство, чтобы создать информационную базу. Общественное телевидение может охватить всю страну, многие места, которые не выгодны частному сектору. Я считаю, что общественные СМИ не должны быть проправительственными, они должны принадлежать государству, а не правительству. Тот факт, что общественные СМИ используются по партийному признаку, не означает, что их следует закрыть. Это то, к чему президент вполне привык: идея о том, что если у вас есть проблема, вы ампутируете ее вместо того, чтобы исправить. В. Как вы оцениваете положение журналистики в мире, ее конкуренцию с социальными сетями и появлением искусственного интеллекта? О. На протяжении всей истории человеческие потребности удовлетворялись разными профессиями, в зависимости от инструментов того времени. Я считаю, что, как говорил Фридрих Ницше, объяснение всегда будет необходимо. Как бы далеко ни продвинулось человечество, всегда будет существовать потребность в группе людей, которые объяснят, что происходит, что это значит и что может произойти дальше. В разные времена эту задачу выполняли колдуны, поэты, и вот уже несколько веков этим занимаемся мы, журналисты. Я верю, что мы будем продолжать оставаться необходимыми. Один из обнадеживающих элементов заключается в том, что искусственный интеллект (ИИ) нуждается в так называемых суфлерах - людях, которые задают правильные вопросы, чтобы ИИ мог на них ответить. На самом деле уже есть ученые степени по суфлерам, то есть по построению наилучшего способа задавать вопросы и проводить перекрестный допрос в сжатой форме, чтобы ИИ давал правильный ответ. Журналисты якобы лучше всех умеют задавать вопросы, так что, возможно, именно здесь у нас есть шанс в союзе с ИИ совершить квантовый скачок для нашей профессии.