Недостаток доверия к государству, жажда мести и медлительность правосудия объясняют череду самосудов в Колумбии.

В этом месяце в Боготе произошло три случая линчевания, один из которых имел трагические последствия, а два других были предотвращены в последний момент. Вечером во вторник, 11 ноября, более 200 мотоциклистов забили до смерти 35-летнего Маурисио Сендалеса Парру, который несколькими минутами ранее сбил нескольких человек, находясь, по всей видимости, в состоянии алкогольного опьянения. Два дня спустя десятки людей окружили, избили и задержали мужчину, который пытался расплатиться за покупку поддельной картой в торговом центре Unilago. Полиции удалось предотвратить смерть предполагаемого вора от рук разъяренной толпы продавцов и прохожих. В ночь на субботу 22-го числа несколько жителей города Сан-Кристобаль, расположенного к югу от столицы Колумбии, разбили черепицу и окна дома, в котором скрывалась женщина, застрелившая 17-летнего юношу. Власти не дали местным жителям убить предполагаемую преступницу и остальных людей, находившихся в доме. Самосуд, похоже, растет параллельно с недоверием граждан к институтам и показывает неспособность колумбийского государства осуществлять монополию на насилие и наказание, две из его основных функций. Согласно исследованию «Траектории преступности и полицейской деятельности», опубликованному в апреле 2025 года в специализированном журнале «Криминалити», в стране было зарегистрировано 90 убийств в результате самосуда в период с 2022 по 2023 год. Городами, где произошло больше всего таких убийств, были Медельин (20%), Кали (11%), Богота (9%) и Картахена (6%). Хотя официальных данных о линчеваниях в 2024 и 2025 годах еще нет, события последних дней привлекли внимание общественности к этой проблеме. Издание El País поговорило с философом, адвокатом-криминалистом и исследователем насилия, которые изучали линчевания, чтобы понять их причины, наиболее распространенные формы и основные последствия. Энцо Нуссио, профессор и исследователь факультета политических наук Цюрихского университета (Швейцария), объясняет по телефону, что «линчевания существуют почти во всем мире и почти всегда», но чаще всего они происходят в «наиболее неравноправных» обществах. Нуссио, который участвовал в создании базы данных о линчеваниях в Латинской Америке в период с 2010 по 2018 год, утверждает, что сегодня это явление встречается очень редко в Европе и Северной Америке, но очень распространено в таких странах, как Индонезия, Индия, Нигерия или Кения, а также в ряде стран Латинской Америки, особенно в Боливии, Мексике, Гватемале и Колумбии. Согласно его анализу, они происходят, когда соединяются две вещи: «Низкий уровень доверия к правосудию и слабость государства, с одной стороны, и способность сообщества к коллективным действиям, с другой». В трех недавних случаях оба условия выполняются: жертвы, которые становятся насильниками, не верят, что государство восстановит справедливость, и принадлежат к организованным группам, которые могут быстро и слаженно реагировать (мотоциклисты, торговцы, соседи). «Те, кто участвуют в линчевании, не доверяют государству, потому что считают, что оно неэффективно и не наказывает преступников так, как должно. Поэтому они действуют самостоятельно», — говорит исследователь. И заключает: «Если бы я был представителем государства, я бы очень обеспокоился, увидев это явление, потому что оно является очень явным признаком того, что что-то не работает». Что касается истоков проблемы, Томас Фелипе Молина, доктор философии Университета Гранады (Испания), объясняет, что такой вид самосуда был очень распространен почти во всем мире до нескольких веков назад. Молина возвращается к анализу албанского мыслителя Исмаэля Кадере о том, что Эсхил назвал долгом мести. «Если мне причинили вред, я должен отомстить, будь то тому, кто мне это сделал, или его родственникам». Этот долг присутствует во многих и очень разных культурах — викингов, цыган, вавилонян — и был заменен только идеей справедливости. «Эсхил говорит в одной из своих трагедий, «Эвменидах», что этот цикл мести не может продолжаться. «Я не могу бить всех, кто причинил мне боль, и не может быть так, что все, кто пострадал от моих действий, могут бить меня», — говорит Молина по телефону. Философ утверждает, что многие общества согласились с тем, что этот бесконечный цикл мести должен закончиться. «Как только Афина учредила суды, люди смогли обращаться к незаинтересованной третьей стороне, которая определяла, какое наказание будет применено в ответ на совершенное преступление». Таким образом, справедливость заменила месть на основе общих норм. «Если меня ограбят, я не могу отрезать ухо вору». Но там, где правосудие не действует, люди по-прежнему прибегают к мести. «Это происходит в Колумбии, где правовой порядок очень слаб, люди считают, что полиция не поймает преступника, что прокуратура неэффективна, и что, если его поймают, он выйдет из тюрьмы через два дня». Он настаивает на том, что существует недоверие к правосудию как системе. «Люди выбирают месть, которая быстра и, в теории, эффективна», — заключает Молина. Адвокат Хосе Фернандо Местре, директор кафедры уголовного права Университета Хавериана, объясняет, что в таких случаях «наблюдается потеря доверия к институтам». Местре согласен с Нуссио и Молиной в том, что каждый акт самосуда «является явным доказательством того, что государство не выполняет свою функцию ни на практике, ни символически». Кроме того, линчевания приводят к некой нормализации насилия. «Это провал государства, которое в теории обладает монополией на применение силы». Недавний отчет организации «Bogotá cómo vamos» показывает, что 7 из 10 жителей Боготы не доверяют правосудию. К этому добавляется тот факт, что, участвуя в коллективном линчевании, участники считают, что не несут такой большой ответственности, потому что их много и они действуют сообща. Адвокат Местре хорошо подытожил: «Люди могут понять, что сложнее идентифицировать того, кто совершил преступление, потому что в уголовном праве нет коллективной ответственности. Те, кто участвуют в линчевании, совершают тяжкие преступления, такие как убийства или нанесение телесных повреждений, но найти доказательства сложнее». На практике, объясняет он, если 20 или 30 человек одновременно избивают одного человека, правосудию сложнее определить, какой удар стал смертельным. «Создается ощущение безнаказанности, которое усугубляется одобрением, потому что люди из сообщества иногда аплодируют и празднуют самосуд». Эта поддержка объясняется, по словам Нуссио, тем, что сообщества, до которых не доходит правосудие, создают представление о преступнике как о монстре. «Люди устали от воров, от пьяных водителей. В их головах формируется социальная история о том, что ударить или убить того, кто представляет угрозу для общества, — это нормально». Все три эксперта сходятся во мнении, что распространение линчеваний имеет негативные последствия для верховенства закона и означает возвращение к жестокому и дикому прошлому. «Можно понять разочарование и отсутствие справедливости, но самосуд — это шаг назад в развитии цивилизации», — говорит Молина. И добавляет: «Цивилизация подразумевает мирное сосуществование с другими. Те, кто нарушает законы, также имеют право на справедливость, а это достижение демократии теряется с появлением такого явления». Местре подчеркивает, что такое поведение нельзя оправдывать: «С демократической точки зрения линчевание неоправданно. Это очевидно, но стоит повторить: месть и самосуд запрещены».