Я пользуюсь правом на профессиональную тайну.

Несколько раз в своей профессиональной жизни меня вызывали в суд, чтобы я раскрыл свои источники. Я помню в основном два случая. Судья Хавьер Гомес де Лианьо, который расследовал дело Ласа и Забала — двух членов ЭТА, которые были подвергнуты пыткам, убиты и исчезли без вести в 1983 году, — допрашивал меня, чтобы выяснить, как я получил документ секретной службы о грязной войне против ЭТА. Он был раздражен, потому что этот документ был частью дела, которое он расследовал, и хотел знать, кто его слил. Я ответил, что не могу раскрыть источник, но не нарушу свой профессиональный долг, если скажу, что его мне не давал никто из Министерства обороны. Документ был с печатью этого ведомства, и судья подозревал тогдашнего министра Эдуардо Серру. Ему не понравился мой ответ, но я сказал правду. Во второй раз мне позвонила командир Патрисия Монкада, проницательная и строгая военная судья, которая расследовала видео, опубликованное в EL PAÍS, на котором было видно, как несколько солдат избивают заключенных на испанской базе в Ираке. Лица и знаки различия были замазаны пикселями, и Ваша честь пыталась идентифицировать виновных в жестоком обращении. Я больше всего на свете хотел помочь ей наказать виновных, но профессиональная тайна не позволяла мне этого сделать. Часто забывают, что это не право, а, прежде всего, обязанность журналистов. До сих пор мы опирались на статью 20 Конституции, чтобы защитить наши источники. Не без некоторых происшествий. В 2018 году судья конфисковал мобильные телефоны нескольких коллег из Пальмы-де-Майорки, чтобы выяснить источник утечки экономического документа о деле предполагаемой коррупции. А несколько редакторов, в том числе коллега из EL PAÍS, были недавно обвинены в публикации отчета UCO (Центрального оперативного управления) о генеральном прокуроре страны. Во вторник Совет министров одобрил предварительный законопроект, который впервые регулирует профессиональную тайну журналистов. Я не уверен, что это хорошая идея, хотя этот закон предусмотрен Конституцией — наряду с уже регулируемой оговоркой о совести — и правительственный текст переносит Европейский регламент о свободе средств массовой информации (Директива 2020 13 ЕС). Европейская директива является минимальным стандартом, в некоторых аспектах худшим, чем предварительный проект правительства, поскольку она должна гармонизировать очень разные политические культуры. Регулирование права или свободы всегда означает установление ограничений. Верно, что текст расширяет профессиональную тайну на поставщиков услуг средств массовой информации и их редакционный персонал, а также на лиц, которые в силу своих профессиональных или личных отношений с информатором могут знать его источники. Также запрещается установка программного обеспечения для интрузивного наблюдения на любые устройства или инструменты журналиста, за исключением случаев расследования одного из более чем 30 преступлений, включенных в европейский ордер на арест, которые варьируются от коррупции до терроризма, а также любого другого преступления, наказуемого лишением свободы на срок от пяти лет и более. Преступление, связанное с разглашением секретов, наказывается лишением свободы на срок до четырех лет, но в некоторых случаях может достигать пяти лет. Предварительный проект вносит изменения в законы об уголовном и гражданском судопроизводстве, чтобы четко указать, что когда журналист допрашивается в качестве свидетеля, он «может воспользоваться» профессиональной тайной, чтобы не раскрывать свои источники, но его могут допрашивать в отношении фактов, затрагивающих их личность, «с ограничениями, предусмотренными» новым законом. То есть, «когда раскрытие источников является единственным средством предотвращения серьезного и неминуемого ущерба, затрагивающего жизнь, физическую неприкосновенность или безопасность людей» или «для предотвращения серьезной и неминуемой угрозы национальной безопасности или [которая] серьезно затрагивает основные элементы конституционной системы». Теоретически, любой документ, классифицированный как строго секретный, серьезно затрагивает национальную безопасность или конституционную систему, но многочисленные примеры показывают, что это не всегда так. По моему личному мнению, журналист обязан сохранять анонимность своих источников, даже если это может привести к обвинению в неповиновении или отказе от сотрудничества с правосудием. Никакие внешние органы не должны решать за него, «существует ли общественный интерес, который может оправдать снятие профессиональной тайны», как говорится в преамбуле проекта. Именно сам информатор, если существует угроза жизни или физической неприкосновенности людей, должен нарушить свою профессиональную присягу. А затем сменить профессию. Это может показаться жестким, но хуже всего быть журналистом в Газе. Постскриптум. Предварительный проект закона о секретной информации предусматривает возможность принятия административным органом мер по предотвращению публикации секретных документов по причинам «неотложной необходимости для временной защиты» национальной безопасности и обороны. Статья 20 Конституции запрещает предварительную цензуру и категорически утверждает, что изъятие публикаций возможно только по решению суда.