Предикторы государственной монополии на насилие

Одним из неизменных определяющих элементов государства является монополия на принудительную силу, которую оно может применять на основании положений закона. На протяжении веков эта возможность считалась не только его природой, но и оправданием самого его существования. Эта монополия, как и любая другая, подразумевает отсутствие конкурентов, то есть тот факт, что насилие над людьми и вещами может осуществляться государственными агентами только на основе разрешений и возможностей, предусмотренных правовым порядком государства. Трудно назвать исторический момент, в котором все насилие осуществлялось бы вышеупомянутыми государственными агентами в монопольных условиях. Присутствие банд, занимающихся различными видами деятельности при соучастии государства или без него, кажется социальной, политической и правовой константой. Но помимо этих присутствий и уровней их развития или попустительства, несомненно то, что трудно предположить присутствие и соответствующее существование государства без более или менее постоянной и видимой или символически осуществляемой централизации. Даже если акцент в государстве, как я только что сделал, делается на принуждении, навязанном посредством агрессии, факт остается фактом: вся полнота государства не может опираться на нее. Напротив, существует огромное количество видов деятельности, ритуалов, практик и, если говорить коротко, повседневной жизни, которые вращаются вокруг государства без присутствия его постоянно угрожающего насилия. Как и в случае с экономическими монополиями и их возможностями укрупнения за счет консолидации смежных видов деятельности, господство государства часто включает в себя виды деятельности, которые в принципе не являются частью принуждения как такового. Например, государство, успешно применяющее законное принуждение, часто распространяет свое присутствие на такие сферы, как инфраструктура, здравоохранение или культура. Когда сегодня в Мексике говорят - и вполне обоснованно - о частичной утрате монополии государства на принуждение, они отмечают неспособность его агентов - федеральных, штатных и муниципальных - навязывать нормы, установленные другими государственными субъектами. Речь может идти о ситуации, когда территориальные условия не позволяют обозначить определенные виды поведения как противоправные и наказать их в порядке, предусмотренном их законами. Это также может быть ситуация, когда, несмотря на географическое присутствие государства, определенные акторы или виды деятельности исключены из государственного «участия». Выражение этих двух моментов сразу же вызывает в памяти географию или материальность современной мексиканской социальной жизни. Пространства в Синалоа, Мичоакане или Чьяпасе - это территории, которые преступность отвоевала у государства в результате недееспособности или соучастия. Торговля людьми, распределение оружия, земельные права или другие виды деятельности, чуждые или терпимые для государства в тех областях, где оно, в принципе, осуществляет свою суверенную власть. Нелегко определить эмпирическим путем, но существует точка разрыва между монополией на насилие, осуществляемой государством, и насилием, осуществляемым другими вооруженными группами. Точка, в которой, так сказать, уже невозможно признать такую монополию, но необходимо учитывать существование эффективных конкурентов, если не в полном объеме, то хотя бы в угрожающей части. На протяжении всей истории мы наблюдали, как эти монополии прекращали свое существование благодаря приходу негосударственных сил, которые становились таковыми, сохраняли свое параллельное присутствие или считались преступниками со стороны самого государственного строя. В общем мексиканском нарративе считается, что монополия мексиканского государства сохраняется, что криминальные силы маргинальны и что, следовательно, в конечном итоге они будут сокращены или усмирены до приемлемого уровня. Помимо общих желаний, существует растущая угроза со стороны различных преступных группировок принудительному контролю мексиканского государства. Если не скрывать очевидного, в стране есть районы, где господствует не государственный закон, а закон вооруженной группировки, которой удалось навязать свое присутствие и исключить присутствие государственных агентов. Правила, регулирующие повседневную жизнь тех, кто живет в этих местах, - это не те правила, которые централизованно устанавливаются государственными органами, а те, которые, в более диффузном и децентрализованном виде, население определило посредством заявлений или санкций, наложенных преступными группами. Аналогичным образом, несмотря на то, что деятельность осуществляется в городе или поселке с государственным присутствием, жители вынуждены соблюдать правила, навязанные им негосударственными группировками, под угрозой жестоких санкций за их несоблюдение. Частичная утрата государством монополии на принуждение не ограничивается только повседневным контролем за поведением, которое должно осуществляться в соответствии с положениями его правовых норм. Она также подразумевает потерю присутствия во многих других видах деятельности, на которые оно должно влиять. Примером тому служит все большая утрата присутствия государства в вопросах, связанных с базовой инфраструктурой, защитой граждан от других преступных групп, регулированием коммерческих сделок или социальной помощи. Утрата государством территориального или материального присутствия позволила преступным группам занять широкое социальное, политическое, экономическое и правовое пространство. Тот факт, что к последним относятся как к маргиналам, связан с представлением о том, что они находятся вне закона, а не, к сожалению, с их растущим и многогранным присутствием». @JRCossio