Президенты-заключенные: нет безнаказанности против системной коррупции, Рене Гастелуменди

Мы, перуанцы, являемся свидетелями явления, которое бросает вызов логике и общепринятым представлениям. С недавним заключением бывшего президента Мартина Вискарры в тюрьму страна добавила новую главу в свою политическую историю: создание своего рода тюремного корпуса, предназначенного исключительно для бывших президентов: Барбадильо, президентская тюрьма. Предварительное заключение Вискарры под стражу — это не единичный случай, а кульминация процесса, который сделал Перу уникальным объектом исследования в мире: страной, где беспрецедентное количество бывших президентов оказались в тюрьме, лишенными свободы или, в одном трагическом случае, покончили с собой, чтобы избежать тюрьмы. Речь идет о 7 президентах, конституционно избранных всенародным голосованием, а не о временных. Именно в этом контексте раскрывается болезненный парадокс безнаказанности и системной коррупции. На первый взгляд, ситуация кажется обнадеживающей. Видеть, как действует правосудие, независимо от того, является ли обвиняемый бывшим президентом, — это признак того, что безнаказанность не является абсолютной. Тот факт, что такие фигуры, как Вискарра, который когда-то провозгласил себя борцом с коррупцией, теперь находятся за решеткой, показывает, что «антитела» системы действуют. На континенте, где власть часто была синонимом неприкосновенности, с успехами и ошибками, судебная власть и прокуратура Перу сумели порвать с этой традицией, создав прецедент подотчетности, который для многих является важным шагом на пути к оздоровлению нашей демократии. Однако именно эта победа и обнажает глубокую болезнь страны. Парадокс заключается в том, что доказательство того, что система правосудия работает, одновременно является доказательством того, насколько больна политическая система в своих корнях. Число демократически избранных бывших президентов, находящихся в тюрьме, одновременно, боюсь, является уникальным в истории, что свидетельствует о том, что коррупция не является проблемой отдельных лиц. Это свидетельство структурной и системной коррупции, проникшей в высшие эшелоны власти, независимо от их идеологии. Эта реальность разрушает упрощенные нарративы, которые так доминируют в публичной дискуссии. Часть правых радикалов (DBA) утверждала, что это явление, которое также затрагивает таких кандидатов в президенты, как Кейко, является не победой правосудия, а юридической войной, организованной так называемой «кавиарной мафией». Эта точка зрения утверждает, что группа прогрессивных интеллектуалов и активистов кооптировала судебную власть и прокуратуру, чтобы преследовать своих политических врагов, устраняя их из политической игры. В этой версии единственными объектами преследования являются лидеры, не связанные с этой группой, такие как Альберто Фухимори и Алан Гарсия. В то же время, согласно DBA, все остальные, включая Педро Пабло Кучински, считаются прямыми или косвенными участниками этой «мафии кавьяра». В этой версии Кучински является не только частью властной элиты, но и «полезным идиотом», который из-за идеологической близости служил интересам «кавиарной мафии» и теперь пожинает плоды. А Умала, Толедо, Вискарра? Кто из них менее коррумпирован, кто был бы менее коррумпирован? (Мы убиваем меньше?) Да, это объяснение рушится перед лицом реальности. Как одна «мафия» может быть ответственна за заключение в тюрьму таких разных фигур, как бывший банкир Кучински и Педро Кастильо, лидер профсоюза радикальной левой? Идеологическое разнообразие «клуба бывших президентов-заключенных» является самым убедительным доказательством того, что коррупция в Перу — это не болезнь одной стороны. Это всепроникающее явление, которое заразило всю политическую элиту без исключения. Влияние этого парадокса на перуанское общество глубоко и болезненно. Постоянная смена президентов, кризисы в кабинете министров и публичные скандалы привели к всеобщему недоверию и политическому разочарованию. Население воспринимает политику не как общественную службу, а как сферу власти и незаконного обогащения. Это восприятие приводит к апатии и социальной фрагментации, когда один и тот же факт интерпретируется совершенно по-разному разными слоями общества, усугубляя поляризацию и принцип «спасайся, кто может». Именно здесь символизм ситуации приобретает историческое значение. Для поколения, выросшего на «владивидео» — тайных записях, на которых коррупция показывалась в полумраке секретной комнаты, — видеть этих новых лидеров, выставленных на всеобщее обозрение, в наручниках и перед камерами, — это смесь катарсиса и разочарования. Коррупция, которая раньше казалась скрытым пороком одного режима, режима Фухимори, теперь является видимой язвой, которая поразила каждое правительство. Изображение бывших президентов в наручниках, транслируемое в прямом эфире, является финальным актом правосудия, но также и самым суровым напоминанием о том, что обещание лучшей страны было нарушено снова и снова. И именно эта реальность заставляет нас представить себе почти сюрреалистическую сцену: четыре бывших президента Республики, Педро Кастильо, Алехандро Толедо, Ольянта Умала и Мартин Вискарра, живущие вместе в Фундо Барбадильо. Разделенные идеологиями и жизненными путями, теперь их объединяет одна судьба. О чем они могли бы говорить в коридорах своей необычной резиденции? Возможно, об иронии их общей судьбы или о преступлениях, которые они совершили и которые все отрицают. Они могут обсуждать, действительно ли правосудие слепо или, как считают некоторые, их дела являются результатом политического преследования. Возможно, они будут жаловаться на «истеблишмент» или СМИ. Но факт остается фактом: несмотря на свои различия, все они являются частью одного и того же парадокса. Их совместное пребывание в тюрьме — это не просто каприз истории, а самое яркое доказательство того, что перуанская политическая система, от неолиберализма до популистской левой, потерпела крах. Их гипотетический разговор был бы отражением институционального кризиса, который подточил основы власти в нашей стране. В этом контексте Перу находится на перепутье. Судебные действия демонстрируют способность бороться с безнаказанностью, что может стать основой для будущего исцеления. Однако разоблачение столь широко распространенной коррупции, которая доходит до Дины Болуарте и ее Rolex, продолжает подрывать веру в саму демократию. Парадокс заключается в том, что существует институциональный кризис коррупции, но в то же время безнаказанность также является институциональной. Это операция на открытом сердце: процедура болезненна, и пациент кажется более больным, чем когда-либо, но хирургическое вмешательство — единственная надежда на выживание. Будущее страны будет зависеть от того, приведет ли этот болезненный процесс самовосстановления к настоящей трансформации или, напротив, системная болезнь в конце концов победит, что, как я боюсь, и происходит сейчас.