В Аргентине Милеи

Перонизм и антиперонизм на протяжении последних восьмидесяти лет формировали мировоззрение аргентинцев. Самые потаенные черты их национального характера отразились в беспрецедентной борьбе между двумя догмами или концепциями, которые в конечном итоге стали наиболее яркими признаками их самобытности. Не потому, что это были две глубокие социально-политические концепции, неизменные во времени, а потому, что, несмотря на свои преобразования, они сумели сохранить необычную приверженность, граничащую с сакральным. Перонизм, возникший в середине 40-х годов, в конце Второй мировой войны, представлял собой движение со сложной характеристикой. Оно было популистским, авторитарным, рабочим, профсоюзным, антикоммунистическим, католическим, корпоративистским, государственным, иерархическим, антидемократическим, неолиберальным и авторитарным, и ни одна из этих граней, включая его окончательный уклон влево, не исчезла, когда по разным обстоятельствам каждая из них ослабла. Антиперонизм был его противоположностью, но в своем долгом развитии он также характеризовался несколькими доктринальными чертами, большинство из которых были столь же противоречивыми между собой. Он был националистическим, либеральным, авторитарным, антикоммунистическим, милитаристским, ультрамонтанским католическим и милитаристским, но всегда определялся своим антиперонистским акцентом, наиболее характерным для его фронтов. Также, как и его соперник, он был представлен различными действующими лицами и партиями, от сильно доминирующей армии, его самого упорного противника, до секторов, призывающих к демократии, таких как радикализм в его различных исторических проявлениях. Сегодня некоторые утверждают, что последнее из его поражений может означать окончательный закат перонизма. Это было не просто проигранное сражение, его грубо унизили те, кто провозгласил себя его окончательной антитезой. Его немезидой. Ультралиберальная правая, возникшая на фоне колоссальных ошибок перонистов, накопленных за десятилетия. Последней из них стала печальная президентская кампания Альберто Фернандеса. Однако с этим нелегко согласиться. Перонизм по-прежнему представляет треть аргентинцев, а воздержание еще одной трети от участия в этом голосовании, которое очень сложно интерпретировать, не дает оснований для категоричных утверждений. В конце концов, всего несколько месяцев назад он одержал победу в провинции Буэнос-Айрес, безусловно самой важной в стране, предвещая громкое возрождение, даже несмотря на то, что речь шла о двух разных опросах, одном региональном, другом национальном. Или, возможно, аргентинцы решили жить в постоянном противоречии. Десятилетиями ругая друг друга и из этой глубокой, гораздо более глубокой, чем политика, конфронтации, они углубились в самые тайные изгибы социальной психологии, чтобы оттуда черпать энергию, необходимую для того, чтобы проявить себя как народ. Так же, как древние монголы, которые проявляли себя только в войнах, хотя на этот раз речь идет лишь о бесконечном противостоянии двух фракций одной и той же нации. Или, отбросив эзотерику, поступая совершенно противоположным образом и наконец отказавшись от борьбы, доверившись сомнительному обещанию неолибералов оставить в прошлом сокрушительные провалы до сих пор непобедимого перонизма. Карма, судьбу которой никто не может предсказать с уверенностью.