«Гарантии», разговоры и обвинения во лжи: так было продлено тюремное заключение Пенадеса и Маувезина.

Адвокаты Густаво Пенадеса и Себастьяна Маувезина предприняли третью попытку с тех пор, как год назад им были предъявлены обвинения, добиться того, чтобы их клиенты дожидались устного процесса под домашним арестом. Однако обвинению во главе с Алисией Гионе удалось убедить - на этот раз нового судью, Марию Ноэль Одриосолу, - что единственной мерой, способной обезопасить процесс и жертв, является предварительное заключение. Однако это первый случай, когда им не была предоставлена эта мера, как они просили. Они просили еще шесть месяцев заключения, а судья предоставил им чуть больше четырех месяцев. Срок действия этой меры истекает 6 февраля, и придется назначить новое слушание, чтобы решить, стоит ли продлевать ее снова. Судья понимал, что «риски помешать процессу и риски для жертв, в отношении которых еще предстоят разбирательства, например, психологические тесты, все еще остаются скрытыми». Дебаты о предварительном заключении были одними из самых жарких, и после того, как вопрос о продлении меры пресечения был решен, адвокат Пенадеса Лаура Робатто заявила судье Одриосоле, что не будет обжаловать эту меру, потому что «нет никаких гарантий». Адвокат Маувезин, Дайана Абрачинскас, упрекнула ее в том, что она решила не слушать некоторые аудиозаписи, которые та пыталась ей проиграть. Судья отказал в этом, сославшись на то, что сейчас не время оценивать доказательства. В ходе прений обвинение утверждало - в отношении бывшего сенатора - что в его случае опасность для дела и жертв не была прогнозом, как это предусмотрено Кодексом, а была реализована в рамках «заговора», целью которого было их выявление и запугивание. В случае с Маувезином он утверждал, что еще предстоит выяснить, связан ли он с заговором, но его домашний арест, несомненно, будет представлять опасность, предупредил он. По последнему пункту, который вызвал наибольшие споры, Соледад Суарес, адвокат потерпевших из Юридической клиники Университета Республики (Уделар), добавила, что Уголовно-процессуальный кодекс говорит о рисках для процесса, которые могут возникнуть в результате конкретных вопросов. Он утверждал: «Маувезин - не Пенадес, но он был „человеком за кулисами“, - сказал он, перефразируя Апелляционный суд, - а против такого влиятельного человека, как Пенадес, на карту поставлено очень многое». Защитники Пенадеса, в свою очередь, отстаивали право обвиняемого ожидать суда на свободе и настаивали на том, что больше нет риска того, что их клиент повредит процессу. «Дело Пенадеса очень публичное, в его возрасте, без работы, куда он пойдет?» - сказал Робатто и предупредил, что он страдает от „вирулентности СМИ“ и „народного самосуда“. «Не то чтобы он собирался выйти на улицу с оружием в руках и убивать людей», - добавил Герреро. Робатто вновь подверг критике тот факт, что бывший сенатор «игнорирует» тех, кто на него доносит: «Конфиденциальность личности жертв на данном этапе (...) только мешает нашей работе (...) Это худший инквизиторский процесс, в котором я участвовал за 25 лет. Я никогда не видел ничего подобного. Это создает ужасающий прецедент». В какой-то момент адвокат потерпевших из офиса Уделар Хуан Рауль Виллиман попытался продемонстрировать активную роль Пенадеса в «заговоре» и привел в пример беседу от мая 2023 года с директором по налогообложению Главного управления по налогообложению. В нем бывший сенатор просит его узнать принадлежность компании с ограниченной ответственностью, которая является владельцем компании по прокату автомобилей, у которой жертва арендовала транспортное средство. «Я позабочусь об этом. Не беспокойтесь. Для этого мы здесь и находимся», - ответил он. Это «информация, защищенная налоговой тайной». Они не дают ее любому смертному», - подчеркнул Уиллиман. Адвокат Маувезина, Абрачинскас, подчеркнула, что, по ее мнению, ее клиент «не имеет никакого отношения к заговору» и что у него нет экономической силы, которая могла бы помешать делу. Кроме того, была напряженная конфронтация с Гионе, которую она обвинила в «лживости», поскольку, по словам Абрачинскаса, на частной встрече в прокуратуре она признала, что ее клиент «не имеет никакого отношения» к этой части дела.